Я родился в Латвии, в русскоязычной семье. Когда мне было два года, распался Советский Союз. Этот распад аукнулся страшным эхом для многих. Скоро я стал понимать, что существует определенное противостояние между русско- и латышскоязычным населением. Я ощущал, что должен выбрать сторону и выбрал русскоязычную. Я чувствовал себя чужим в Латвии и мечтал, что однажды перееду в Россию, в Санкт-Петербург, где меня примут и признают.

Так я и рос, самоидентифицируя себя как русского. В 24 года я поехал на две недели в Россию. За эти две недели мне стало понятно, что моя идентичность не более чем фантом, что я не русский, что я чужой в России. Моя культурная идентичность в одночасье стала буддистским ничем, нулем. Возможно поэтому мне так легко удается принять любого «чужого» — потому что я сам «чужой». Неудивительно, что моя любимая каста в «Игре Престолов» — это безликие.

Как архетип, клоун существует во всех культурах. Он своего рода безликий в культуре, он может примерить на себя любую. Это не имеет для него большого значения. Живи он в средневековом Париже и рядись в шутовской колпак, выходи в Италии на подмостки в маске арлекина, сиди он в Варанаси и называйся садху, отрекшимся от всего материального, будь он индейцем и зовись хейока — это все равно один и тот же дурак.

Во все времена дурак считался обладателем сакрального тайного знания, только кажущегося глупостью. Чтобы стать хейоку, индеец должен был увидеть во сне молнию или Птицу Грома, после чего он проходил специальный обряд посвящения и всю дальнейшую жизнь он выполнял обычные, привычные действия непривычным способом, иногда все делая наоборот. Ездил на лошади задом наперед, обжигаясь, говорил, что он замерзает от ожога, все строят дома, а он свой разбирает и т.д.

Особый смысл работы на границе культур я вижу в странах, где имеет место поляризация и конфликт культур, как например, в Израиле или в Латвии. В Израиле это конфликт мусульман и евреев, при этом существует поляризация и среди самих евреев на религиозных и светских; в Латвии — это раскол на русско- и латышскоязычных латышей. Любопытно, что даже среди цыган в Латвии есть этот раскол. Встречая цыган в больнице, я прошу научить меня паре-тройке слов на цыганском — в итоге у меня даже образовался небольшой словарик цыганского языка; и выяснилось, что существуют латышский и русский диалекты цыганского.

Работая в латвийских больницах, я оказываюсь в поле напряжения между русско- и латышскоговорящими латышами. На каком бы языке я не говорил, я оказываюсь вовлеченным в ситуацию, но я придумал выход. Я как раз учил французский язык и решил создать образ французского клоуна, романтичного, элегантного. Кроме того, что я надел жабо, я ограничил свой словарный запас до полсотни слов на латышском и двадцати — на русском, внеся в свое произношение accent français, но при этом основным языком сделав французский джибриш.

И вдруг ситуация кардинально изменилась. Теперь, слыша мой латышский с французским акцентом — мне радуются и те и другие, поскольку теперь я француз, который немного говорит на латышском. Исчезает разделение на русско и латышскоязычных и остается один народ Латвии.

Это только один способ работать с конфликтом культур — не занимать чью-то сторону, а быть странником. Существует и другой способ, — о нем я расскажу ниже.

Некоторое время назад я гостил у бабушки. Я рассматривал черно-белые фотографии на секции и заинтересовался своим происхождением. Я стал расспрашивать бабушку о нашем семейном древе. И одна история меня особенно заинтересовала.

Девичья фамилия одной из моих прапрабабушек была Бохан. Эта фамилия происходит от бурятского «боохан», и состоит из двух частей: «боо» — шаман и «хан», что может быть осмыслено по-разному: от тюркского «хан» — царь, «хун» — человек или «хэн» — суффикс, обозначающий женский род (боо-хэн — шаманка). Я стал читать о шаманах.

Шаман мог управлять стихиями: усмирить огонь или вызвать дождь. И клоун в больнице тоже способен влиять на атмосферу, изменяя ее.

Dream doctor и одна из основателей проекта Clownbulance, Смадар Харпак ходит в больницу с резиновой свинкой. Чтобы вы понимали, ультрарелигиозные люди не имеют права даже произносить имя этого животного — они называют свинью маленьким животным. Смадар сжимает игрушку в руках и свинка издает пищащий звук. И даже ултрарелигиозные люди смеются. Поскольку она делает это открыто. Она выводит свинку из тени табу на свет, где табу выглядит комично. Так она слегка сдвигает границу запрета в сторону внутренней свободы.

Или гениальный безумец Твито Моше. Он родился и вырос в ультрарелигиозной семье. Из-за своего выбора разорвать с ортодоксальной традицией он был изгнан из семьи. Твито — воплощение свободы и любви. Когда я впервые встретил его, он улыбнулся мне своей искупающей все грехи улыбкой, и я почувствовал себя абсолютно свободным и счастливым. Мы работали с ним в больнице, когда он еще был в Dream doctors project. Вот он рисует потрясающий грим. Из брови у него растет силуэт дерева, с ветвей которого срываются и летят птицы — и все это на белом фоне лба.

Образ Твито — клоун раввин. Он надевает черный бюстгальтер на голову, имитируя шляпу, вместо пейсов у него телефонные провода. и в таком виде он работает с ультраортодоксальными семьями, проводит свадьбы, и он знает о чем говорит. Если бы так оделся я — это было бы оскорблением.

Есть и свои риски в работе с культурами. И иногда случаются недоразумения. Пару недель назад, когда мы работали с Джеком, Широй и Лимор в иерусалимской больнице Shaare Zedek, со мной приключилась одна история.

Shaare Zedek в основном больница для ортодоксальных, ултрарелигиозных людей. я работал в палате с ребенком двух лет и двумя женщинами, одна из которых была матерью ребенка. Все шло замечательно. Образ элегантного клоуна француза работал и здесь. Смеялись и ребенок и взрослые. Перед самым моим уходом мама решает поблагодарить меня и клеит смайлик мне на лацкан пиджака. Я принял его достойно, как орден почетного легиона. И было так естественно галантно пожать ей руку, это было моим внутренним импульсом. Я подаю ей руку… и в этот же момент мне в руку вставляется конфета; у меня промелькнула смутная ассоциация, что конфета была использована как щит этой девушки, но я не придал этой ассоциации значения, принял конфету и снова подаю девушке руку. На этот раз ее реакция не оставила никаких сомнений: она отдернула обе руки от моей, как от огня, и попятилась назад.

Потом мне объяснили, что женщинам ортодоксальной традиции запрещено прикасаться к другим мужчинам, даже если это рукопожатие.